So mother Hubbard's dog's deceas'd,
Мамаши Хаббард умер пёс –
That spaniel of repute.
Известный спаниель,
Be mine the mournful task to write
Приму ж труд скорбный написать,
The memoirs of the brute.
Каков был этот зверь,
O'er all the authors of the day
Царит биограф над любым
Biographers prevail,
Писателем сейчас,
I'll " point a moral" and adorn
Мораль и краски я внесу
1That little dead dog's tale.
I'll sift the Hubbard family
Собачьи приключения
For anecdotes canine;
Прознаю у семьи,
The most minute particulars
Мельчайшие подробности
Shall very soon be mine.
Уже, считай, мои,
I'll bore the mournful dame herself
И утомит скорбящую
With questions most abrupt,
Допрос весьма крутой,
And first I'll learn, how, when, and where,
Узнаю где, когда и как
His canine mother pupp'd.
Щенилась мать его
His puppyism I will trace,
Я вызнаю, как щеном он
On Hubbard's apron rock'd,
В передник сажен был,
Describing when his tongue was worm'd,
Как уши резали ему,
And how his ears were dock'd.
И как взялись глисты,
His placid temper I will paint,
Я обрисую кроткий нрав,
And all his little snappish tricks
Узнает общество и то,
The public eye shall view.
Как зуб он в ход пускал
The dame and he were friends; 'tis thought
С хозяйкой, думают, дружил,
She gave him bones and milk;
Имел и пить, и есть,
And pattingly her hand smooth'd down
И ровно гладила рука
His coat as soft as silk.
Нежнее шёлка шерсть,
But what of that? — The world shall know
А если так? Узнает мир:
That he hath snarl'd at her;
Он рыкал на неё,
And that the dame hath kick'd the dog,
Она ж, бывало, пнёт его
And call'd him "nasty cur!"
И "шавкой" назовёт
His love for her was cupboard love;
Его любовь – то был расчёт:
The fawning which proclaims
Виляние хвостом
An instinct partiality
Инстинкт есть к мясу склонности,
For dog's meat — more than Dames.
К хозяйке – лишь потом,
Alas! 'twas not l'affaire du coeur,
Увы! Здесь не l'affaire du coeur,
An ingrate was the pup,
Неблагодарный щен!
Though oft his mistress for his meals
А дама печенью в обед
And oft she did instruct the dog
И часто говорила псу
Upon his tail to sit,
На задних лапах сесть
And elevate his two fore paws
И, верхние задрав, молить,
And beg a tiny bit.
Чтоб дали что-то съесть,
She plac'd the dainty on his nose,
Устроив лакомство на нос,
And counted "one"— "two"— "three!"
Считала "раз-два-три",
And when he leapt and caught the prize,
И очень счастлива была,
A happy dame was she!
Когда ловил он приз
But I must tell of stolen joys,
Мой долг сказать о воровстве
Of milk that hath been miss'd;
Вещиц и молока,
Of hunted cats, and worried birds,
О списке птиц напуганных
I have a grievous list.
И загнанных котах,
Of rambles too with female dogs;
Гулянках с женским полом. Но,
Yet, hearing the old scratch,
Заслышав когтя скрёб,
The dame to let the rover in
Хозяйка, отворив засов,
Would rise, and lift the latch.
Плута впускала всё ж
In truth he was a naughty dog,
По-правде он был гадким псом,
Of habits very wild;
Повадкой дик своей,
He never yet was known to care
И ни на йоту интерес
One jot for wife or child.
Ни к детям, ни жене,
His wives were countless, each produced
И жёнам несть числа, щенков
Nine bantlings at a birth;
От каждой девять штук,
And some were drown'd, and some were left
Часть утопили, часть влачит
To rot upon the earth.
Доныне жизнь свою
But hold! is this my dead dog's tale?
Но стой! Вот так о бедном псе?
And can I not produce
Ужель я не могу
For naughtiness a friendly veil,
И безрассудство оправдать,
For folly an excuse?
И скрыть порок, как друг?
And must the sage biographer
Мудрец-биограф псов и дам,
Of little dogs and dames,
Он должен ли писать
Recall forgotten injuries,
Про раны позабытые,
Snarls, kicks, and ugly names?
Оскал, пинки и брань?
The dog was a sagacious dog,
Был пёсик тот понятливым,
That's all the world need know;
Нужды знать больше нет,
The failings of the quadruped
Четвероногих слабости –
'Tis not my task to show.
Совсем не мой предмет,
His quarrels with his kith and kin,
Проделки юных дней его
His puppy tricks when young,
И ссоры с родовой,
If these I tell, he'll seem far worse
Не лучше выглядел бы он,
Than if I held my tongue.
Сдержи язык я свой?
It shall be so: my tongue I'll hold,
Да будет так, язык сдержу,
And not my grey goose quill;
Перо гусь сохранит,
His death is recent — for a while
Он умер только что. Пока
Biographers be still.
Биограф, подожди,
Contemporaries point at specks,
Ровесник видит лишь изъян,
But pause awhile, and then
Но не спеши, потом
We may be sure posterity
Наследники в спокойствии
Will calmly hold the pen.
Возьмутся за письмо
But now to take away a life
Присвоить чью-то жизнь себе
Each man of letters strives;
Всяк литератор рад,
The undertakers thrive by deaths,
Гробовщика питает смерть,
Biographers by Lives.
Биографа – Судьба,
O'er new made graves, thro' murky mists
Вот по могилам он труси́т
Of prejudice he jogs;
Мглу предрассудков сквозь,
And so it seems biography
Похоже, биографии
Is going — to the dogs!
Скатились псу под хвост
~ Текст приведён по изданию "Songs, Ballads and Other Poems by the Late Thomas Haynes Bayly", Vol. II, London, 1844
* поэтический (эквиритмический) перевод
↑1 – в оригинале приведена слегка изменённая цитата из произведения Сэмюела Джонсона "Тщета человеческих желаний".
↑2 – в оригинале слово tale выделено курсивом. Игра слов: подчёркивается, что в эту строку можно было бы вставить и слово tail.
↑3 – игра слов: placid temper и distemper. В русский передать не получилось. Соль в том, что distemper, помимо чумки, означает ещё и просто сварливость или раздражительность.
↑4 – liver почему-то тоже выделен курсивом в оригинале. Я не смог догадаться, почему...
