Stood there leaning to the city moon,
Стоял, опираясь на городскую луну,
Casting silhouettes tall to grip her white rooms
Отбрасывая длинные тени, чтобы достать до её светлых покоев.
The black-clad voyeur in his black-clad masque
Подглядывающий в траурных одеяниях и в траурной маске
In the serpentine sun of tragedy basked
Грелся в искривлённых солнечных лучах трагедии.
Stood there cursing at the soul-dead mass
Стоял, посылая проклятия в сторону бездушных масс
With their fabled illusions, the vain dreams that passed
С их мифическими иллюзиями, пустыми и недолговечными мечтами.
Splinters of a life rushing by in the whirl
Осколки жизни кружатся в вихре,
Alone, silent warrior in a fantasy world
Одинокий и безмолвный воитель в вымышленном мире…
He cried for night but night could not come
Он взывал к ночи, но ночь не могла наступить,
So, swept in the shroud of misanthropia he went away
И, окутанный саваном мизантропии, он ушёл.
And fed the empty galleries
И он заполнял пустые галереи
With the artifacts of the black rain
Артефактами чёрного дождя,
Sunken into the shadows with a dry, sardonic smile
Погружённый в полумрак с сухой, язвительной улыбкой на лице.
He made the footprints a part of his heart
Он стёр часть своей души, оставив лишь следы,
To rouse a sacred confrontation
Чтобы начать священное противостояние.
Stood there carving on the monument to lies
Стоял, высекая что-то на монументе лжи,
Digging of the Earth, making friends with the soil
Копая Землю, делая почву своим другом.
As the all-mother rises and bares her bleeding thighs
Пока мать всего живого поднимается и обнажает кровоточащие бёдра,
He disappears into her cold, icy womb
Он исчезает в её холодном и обледенелом чреве.
